Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
Под жарким солнцем, Как под грудью у мадам - Немного жарко, но особенно до одури приятно. *исправленному верить))* И все фланируют под им туда-сюда, А я фланирую под им туда-обратно )))
Вот и мои - взломав почти два месяца назад мою глухую оборону, с тех пор каждые выходные выгуливают меня, установив своеобразную незримую и неосязаемую очередь и героически наплевав на мою ругань, бурчание, брюзжание, хмурый взгляды и прочую лабуду.
Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
Вспомнились "Маленькие трагедии", Пир во время чумы. Невероятно сильная вещь и фильм потрясающий (с провальным Высоцким - дон Гуаном, но это к слову))) Набрал в искалке: есть упоение в бою... ну и т.д. Выпало, в частности, Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. И в нем неким В.Серовым про то самое "упоение в бою" и иже с ним написано : "Используется как формула оправдания излишне рискованного поведения (шутл.-ирон.). " Подчеркиваю - шутливо-ироническое.
Мне вот интересно: если ты такой дурак, то зачем всем об этом сообщать? Это же как сильно надо головой удариться. А ведь кто-то прочитает такой "словарь" и, вдруг, да поверит.
читать дальше Гимн в честь чумы Когда могущая Зима, Как бодрый вождь, ведет сама На нас косматые дружины Своих морозов и снегов, — Навстречу ей трещат камины, И весел зимний жар пиров.
Царица грозная, Чума Теперь идет на нас сама И льстится жатвою богатой; И к нам в окошко день и ночь Стучит могильною лопатой.... Что делать нам? и чем помочь?
Как от проказницы Зимы, Запремся также от Чумы! Зажжем огни, нальем бокалы, Утопим весело умы И, заварив пиры да балы, Восславим царствие Чумы.
Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог.
Итак, — хвала тебе, Чума, Нам не страшна могилы тьма, Нас не смутит твое призванье! Бокалы пеним дружно мы И девы-розы пьем дыханье, — Быть может... полное Чумы!
Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
читать дальше Словно гуляка с волшебною тростью, Батюшков нежный со мною живёт. Он тополями шагает в замостье, Нюхает розу и Дафну поёт. Ни на минуту не веря в разлуку, Кажется, я поклонился ему: В светлой перчатке холодную руку Я с лихорадочной завистью жму. Он усмехнулся. Я молвил: спасибо. И не нашёл от смущения слов: Ни у кого — этих звуков изгибы… И никогда — этот говор валов… Наше мученье и наше богатство, Косноязычный, с собой он принёс Шум стихотворства и колокол братства И гармонический проливень слёз. И отвечал мне оплакавший Тасса: Я к величаньям ещё не привык; Только стихов виноградное мясо Мне освежило случайно язык… /Мандельштам
* * * АНГЕЛ
По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел, И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов, О Боге великом он пел, и хвала Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес Для мира печали и слез; И звук его песни в душе молодой Остался - без слов, но живой.
И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна, И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли. /Лермонтов
* * * Ты хочешь меду, сын?- Так жала не страшись; Венца победы?- Смело к бою! Ты перлов жаждешь?- Так спустись На дно, где крокодил зияет под водою. Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец. Лишь смелым - перлы, мед, иль гибель... иль венец. /Батюшков
Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
Как-то в разговоре с Блоком Ахматова передала ему замечание молодого поэта Бенедикта Лившица, "что он, Блок, одним своим существованием мешает писать стихи". Блок не засмеялся, а ответил вполне серьезно: "Я понимаю это. Мне мешает писать Лев Толстой". В другой раз, на одном литературном вечере, где они выступали вдвоем, Блок посоветовал Ахматовой прочесть "Все мы бражники здесь". Та стала отказываться: "Когда я читаю "Я надела узкую юбку", смеются". Он ответил: "Когда я читаю: "И пьяницы с глазами кроликов" — тоже смеются".
Когда я думаю о Блоке, Когда тоскую по нему, То вспоминаю я не строки, А мост, пролетку и Неву...
О, я хочу безумно жить: Всё сущее - увековечить, Безличное - вочеловечить, Несбывшееся - воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжелый, Пусть задыхаюсь в этом сне,- Быть может, юноша весёлый В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство - разве это Сокрытый двигатель его? Он весь - дитя добра и света, Он весь - свободы торжество! * * * Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у Царских Врат, Причастный Тайнам,— плакал ребенок О том, что никто не придет назад.
* * * О, весна без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя, неудача, И удача, тебе мой привет! В заколдованной области плача, В тайне смеха — позорного нет!
Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
читать дальше Зима и лето, осень и весна... Хоть дождь, хоть снег - все мокро под ногами. За шиворот течет небес немой привет. (Никак не могут сверзнуться обратно эти хляби)
Я встряхиваюсь, словно мокрый воробей. Как пес, дрожа, ворочаюсь под пледом. Да, город мой, любить тебя сильней Нельзя! Где доказательства? Я здесь - душой и телом.
Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
День назад включил в комнате увлажнитель воздуха, поставив поближе к себе высыхающему. Сегодня обнаружил, что он - прибор этот чертов - не только стоял, но и протекал на библиотечный журнал. Изумительная глянцевая обложка пошла волнами и намертво припаялась к последующему содержанию. Страницы тоже слиплись... в гофрированном состоянии. Все утро прошло в размачивании, расклеивании, прокладке... Выяснил, что на один журнал формата А4 среднего объема уходит почти две пачки туалетной бумаги Зева нежно-салатного цвета *хотя цвет, подозреваю, не принципиален* А мне ведь еще предстоит его гладить Я повешусь... или меня убьют в библиотеке.
Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи. Но кусают не всех
читать дальше Проталины, и мартовский хрустящий снег. Песчаные разводы на ледовой крошке под ногами, Над головою розовое кружево ветлы пронизывает свет, А тени от стволов скользят по наста спекшейся эмали .
Прозрачно-чистая небес голубизна звенит ликующих синиц капелью, И солнечною матрицей весна пронизывает каждый сантиметр души. Я снова верю В то, что живу, дышу, опять надеюсь... Глотая влажного, шального ветра поцелуи, За пробужденье чувств, за возрожденье боли и слов забытых мир благодарю я.
К Вам душа так радостно влекома! О, какая веет благодать От страниц «Вечернего альбома»! (Почему «альбом», а не «тетрадь»?) Почему скрывает чепчик чёрный Чистый лоб, а на глазах очки? Я заметил только взгляд покорный И младенческий овал щеки, Детский рот и простоту движений, Связанность спокойно-скромных поз. В Вашей книге столько достижений... Кто же Вы? Простите мой вопрос. Я лежу сегодня: невралгия, Боль, как тихая виолончель... Ваших слов касания благие И в стихах крылатый взмах качель Убаюкивают боль... Скитальцы, Мы живём для трепета тоски... (Чьи прохладно-ласковые пальцы В темноте мне трогают виски?)
Ваша книга странно взволновала – В ней сокрытое обнажено, В ней страна, где всех путей начало, Но куда возврата не дано. Помню всё: рассвет, сиявший строго, Жажду сразу всех земных дорог, Всех путей... И было всё... так много! Как давно я перешёл порог! Кто Вам дал такую ясность красок? Кто Вам дал такую точность слов? Смелость всё сказать: от детских ласок До весенних новолунных снов? Ваша книга – это весть «оттуда», Утренняя, благостная весть... Я давно уж не приемлю чуда, Но как сладко слышать: «Чудо – есть!» /М. Волошин